Телефон: 8 (8452) 711-711
Контакты и график работы
г. Саратов, ул. Белоглинская, д. 22

Наркологическая помощь на дому и в стационаре – круглосуточно

Запись к узким специалистам (психолог, психотерапевт, психиатр) – с 9:00 до 20:00

Течение наркомании

Прием наркотика вызывает состояние эйфории. «Эйфория» — это термин, которым медики называют особое состояние психики, эмоций, телесных ощущений, изменений в сознании, которые у наркоманов входят в понятие «кайф». Это то самое состояние благодати, которое заставляет вновь возвращаться к употреблению наркотика. Причем чем сильнее эйфория, тем быстрее развивается зависимость (исключение составляют некоторые психоделики такие, как мескалин и ЛСД).

Каждый наркотик имеет свою структуру и особенности эйфории. Например, опийная эйфория сладывается из состояния телесного покоя и диротворения, эмоционального блаженства. В такие моменты толпа раздражает опиомана, он цет одиночества и тишины для глубоких грез. опиум дает ощущение интеллектуального просветления и добродушного довольства миром. Психоделики: ЛСД, гашиш, мескалин приносят созерцательное, и также в большей мере интеллектуальное удовольствие, они дают наиболее яркие зрительные эффекты. При интоксикации психоделиками мышление старается выбраться за пределы реальности, отдаться причудливому переплетению представлений. Удивительно яркие и сильные зрительные впечатления, во много раз усиливающаяся острота восприятия, открывающие путь к созерцанию и глубокому постижению вещей, а также минимум отрицательных эффектов побудили Олдоса Хаксли предложить мескалин активную составляющую пейотля или ее синтетический аналог, в качестве народного легализованного наркотика, взамен менее эффективных, но более вредных алкоголя и никотина. Мескалин не вызывает привыкания, при том что по силе и качеству эйфории стоит несомненно выше кокаина, опиума, алкоголя и табака.

В отличие от «созерцательных» наркотиков, наиболее простая и грубая эйфория возникает от снотворных и транквилизаторов, она ограничивается собственно эмоциональными сдвигами, впрочем, как и от стимуляторов, вызывающих возбуждение, общий подъем жизнедеятельности. Действие снотворных и транквилизаторов снижает способности человека. Если от ЛСД, мескалина или гашиша восприятие обостряется, то от «колес», наоборот, притупляется.

Однако даже при обострении восприятия все происходящее, как правило, забывается, и то, что виделось с особой четкостью, после вытрезвления почти нельзя вспомнить. При этом творческий процесс в состоянии опьянения также невозможен, т. к. это состояние несовместимо с идеей какой-либо деятельности, и качество продукции в этом случае вызывает сомнение.

В состоянии эйфории происходит расстройство восприятия, расщепление психики на уровне сознания. Принявший наркотик ощущает изменения в восприятии окружающего: меняется форма предметов, цвет и его интенсивность, расстояние между предметами, которые могут приближаться или отдаляться. Для многих видов эйфории характерно чувство потери связи с реальностью, невозможность адекватно определить свое положение в пространстве и во времени, нарушается темп движения мыслей, часто возникает впечатление тягучего топтания на месте.

Изменяется и самоощущение: от элементарных чувствований тяжести или легкости до нарушения восприятия схемы тела, ощущения отсутствующих частей тела или, наоборот, лишних.

Появляются галлюцинации. Они могут быть самовозникающие и рефлекторные, как реакция на раздражитель. В шуме и обычной музыке может слышаться необыкновенное звучание, продолжающееся и в тишине, в лучах света могут видеться фигуры и звуки и т. д. При этом возможна синестезия, когда звуки и запахи могут ощущаться как физические тела, воздействующие на осязание, а представления принимают видимую, зримую форму геометрических тел, цветовых пятен и образов. Характерна также внушаемость переживаний, можно «заказать» себе галлюцинации. В гашишном опьянении внушаемость может быть коллективной. С углублением помрачения способность направлять свои переживания утрачивается.

Психическая деятельность в состоянии опьянения, как правило, неуправляема. Невозможноподавить страх, другие отрицательные ощущения;

Под действием опиатов и психоделиков опьяневший с какого-то момента уже не может помешать своим галлюцинациям, изменить их содержание, Возникают мысли, от которых невозможно освободиться.

Подобные нарушения мышления и характер галлюцинаций определяются общим эмоциональным фоном, эмоциональная настройка направляет ощущения. Это особенно ярко проявляется у новичков. Состояние страха, беспокойства, подавленности во много раз усиливается под действием наркотика, превращаясь в жуткие галлюцинации, мучительную тревогу, ужас, а при передозировке — в параноидальный бред.

Установка на получение удовольствия корректирует характер эйфории. Если для большинства снотворное — препарат, вызывающий сон, то для молодого человека из круга, где употребляют наркотики, это препарат, который веселит. От одной и той же дозы можно или заснуть, или, преодолев сонливость, впасть в состояние эйфории, если именно с этой целью принят наркотик.

Буддистский брамин ищет в гашишном опьянении очищение души и просветление, воссоединение с божественным разумом, а тинейджер — освобождение от комплексов и повышение либидо. Сила эйфории зависит также от давности употребления наркотиков. Наркоманы со стажем уже не получают того «кайфа», который привлекал их вначале, происходит снижение интенсивности ощущений, вызванное привыканием к препарату и общим истощением психики.

Кроме того, помимо эмоционального фона, психических и физиологических особенностей и состояния организма, на характер эйфории влияют индивидуальные качества наркотизирующегося, его установки перед приемом наркотика, общий интеллектуальный и культурный уровень. «Приход» не является извне, это — продукт измененного сознания, в котором тем не менее нет ничего, кроме него самого. Поэтому многие из новичков, ожидающие от наркотика необычайных чудес, бывают разочарованы, забывая о том, что не кто иной, как их собственный мозг «поставляет» образы и впечатления. Об этом писал еще Бодлер: «Человек искусственным путем вводит сверхъестественное в свою жизнь и в свое мышление; но, несмотря на этот внешний, спонтанный подъем его чувств, он остается тем же человеком, тем же числом, лишь возведенным в более высокую степень... Человек не может освободиться от фатального гнета своего физического и духовного темперамента. Для чувств и мыслей человека гашиш будет зеркалом — зеркалом увеличивающим, но совершенно гладким». Именно поэтому наркотизм столь распространен в творческой среде, а вовсе не по причине тотальной «испорченности» художников и музыкантов. Человек с развитым эстетическим чувством, как правило, находит для себя самое необыкновенное удовольствие там, где вполне заурядная личность не почувствует «ничего особенного» или даже, наоборот, ощутит неприятное беспокойство и страх, не зная, что делать со своим новым состоянием. В качестве наглядного примера можно привести два разных описания опыта гашишного опьянения. Одно из них принадлежит Шарлю Бодлеру, поэту и знатоку искусства, а другое — психологу Л. Н. Ланге, о творческом мире которого мы не знаем ничего. Вот впечатления Ш. Бодлера;

«Именно в этом периоде опьянения обнаруживается необыкновенная утонченность всех чувств. Обоняние, зрение, осязание принимают одинаковое участие в этом подъеме. Глаза созерцают бесконечное. Ухо различает почти неуловимые звуки среди самого невероятного шума. И тут-то возникают галлюцинации, ложные иллюзии, трансформации идей. Звуки облекаются в краски, в красках слышится музыка, ваша прирожденная любовь к краскам и формам найдет огромное удовлетворение в первых же стадиях вашего опьяне­ния. Краски приобретут необычайную яркость и устремятся в ваш мозг с победоносной силой. Тусклая, посредственная или даже плохая живопись плафонов облечется жизненной праздничностью: самые грубые обои превращаются в великолепные диарамы. Нимфы с ослепительными телами смотрят на вас большими глазами, более глубокими и прозрачными, чем небо и вода, герои древности в греческих воинских одеяниях обмениваются с вами взглядами, полными глубочайших признаний. Изгибы линий говорят с вами необычайно понятным языком, раскрывают перед вами волнения и желания души. В то же время развивается то таинственное и зыбкое настроение духа, когда за самым естественным, обыденным разверзается вся глубина жизни во всей ее цельности и во всем многообразии ее проблем, когда первый попавшийся предмет становится красноречивым символом... Гашиш заливает всю жизнь каким-то магическим лаком, он окрашивает ее в тор­жественные цвета, освещает все ее глубины. Причудливые пейзажи, убегающие горизонты, панорамы городов, белеющих в мертвенном свете грозы или озаренных реющими огнями заката, — глубины пространства, как символ бесконечности времени, — пляска, жест или декламация актеров, если вы очутились в театре, — первая попавшаяся фраза, если взгляд упал на страницу книги, — словом, все встает перед вами в каком-то новом сиянии, которого вы не замечали до сих пор. Даже грамматика, сухая грамматика, пре­вращается в чародейство и колдовство. Слова оживают, облекаются плотью и кровью, существительные предстают во всем своем субстанциональном величии, прилагательное — это цветное, прозрачное облачение его, прилегающее к нему, как глазурь, и глагол — это ангел движения, сообщающий фразе жизнь» и т. д.

А вот откровения психолога Л. Н. Ланге, записанные С. С. Корсаковым: «Первое ощущение, которое я испытал, было легкое и приятное одурение, сопровождаемое слабым головокружением. Органические ощущения здоровья и приятной теплоты сразу возросли. Всякое действие требовало сознательного усилия. Активная мысль не отсутствовала, но я не мог сосчитать своего пульса. Сосредоточивать свое внимание было совершенно невозможно: напряжение или сразу превращалось в движение или вовсе не удавалось. Напротив, пассивная восприимчивость явно возрастала. Краски окружающих предметов стали для меня ярче, их очертания — резче... Образы и воспоминания могли быть вызваны только большим трудом, но раз вызванные получали необыкновенную яркость и напоминали те фигуры, что мы видим, когда давим на глаз... Сразу и без всякого основания на меня напал безотчетный страх. Я потерял всякую способность относиться к эксперименту по-прежнему. Он начинал казаться мне страшным. Внезапная мысль о смерти, о вечном безумии, об отраве явилась мне. У меня выступил такой сильный пот, что я ощущал его через сукно. Голова горела и болела. Руки стали холодны. Сердце билось так сильно, что я его слышал. Дыхание спиралось и становилось почти невозможным. Я почувствовал себя очень дурно и был положительно уверен в печальном исходе опыта... Постепенно все мои мысли, все посторонние чувства исчезали, оставалась одна непрерывная боль, которую я не мог точно локализовать. Я чувствовал, что нахожусь в каком-то темном и бесконечном пространстве, наполненном моими же представлениями или, вернее, моими страданиями. Эти образы быстро скакали один за другим и каждый ударял мне в сердце. По спинному мозгу пробегали огненные струйки, желудок схватывали судороги. По временам я приходил в себя и мне казалось, что я возвращался из какого-то страшного странствования по загробной жизни... Но эти моменты продолжались недолго, ночь безумия опять охватила меня и я опять переносился в темный, бесконечный, холодный и неопределенный мир. Обессиленный физической, и особенно психической болью, ...я стал», наконец, впадать в сон и забытье»1.

Разница очевидна. Мы не можем определенно сказать, что вызвало описанный эффект опьянения у экспериментировавшего над собой психолога: страх перед ядом, растерянность в непривычном для себя состоянии, отсутствие способности получать созерцательные удовольствия в повседневной жизни, скованность и подавление творческих способностей самыми заурядными формами научного мышления и неспособность существовать в условиях, когда это мышление отказывает, передозировка, болезнь сердца или другие причины, однако можно предположить, что доктор Ланге больше не будет пробовать гашиш.

После того как наркотик прекращает свое действие, наступает полное опустошение, остановка мыслей, ощущение отсутствия каких-либо пере­живаний или, наоборот, ощущение тоски, безразличия, упадка жизненных сил. Это состояние объясняется слишком напряженной и интенсивной работой психической системы, ее качественными изменениями. Каждый наркотик вызывает многоуровневое острое поражение мозга, нарушения сознания, от сужения до полного помрачения. В некоторых случаях наркотик может привести к развитию сумеречного состояния, длительного психоза и даже «завести» шизофрению и различные параноидальные проявления.

Поэтому каждое опьянение — это опасная встряска, своего рода общемозговая катастрофа, накопление которых дает «отказ» системы, приводит к полному и необратимому нарушению всех ее функций, к стабильному психическому расстройству. Слишком дорого приходится платить за украденные минуты рая: «Но завтра! Ужасное завтра! Расслабленные, утомленные органы, издерганные нервы, набегающие слезы, невозможность отдаться систематической работе, — все это жестоко доказывает вам, что вы играли в запрещенную игру. Безобразная природа, лишенная освящения вчерашнего дня, походит на грустные остатки пиршества. В особенности поражена воля| самая драгоценная из всех способностей», пишеn все тот же Бодлер. В то время, когда он создавали свою монографию, медицина еще не располагала) определенными сведениями о вреде гашиша и производимых им физических разрушениях. Однако, будучи вполне искушенным в исканиях и нуждах человеческих душ, поэт предоставляет читателю осознать психическую и нравственную опасность наркотического блаженства: «Человек, который с ложкой варенья может получить все блага земли и неба, не станет и тысячной доли из | них добиваться трудом. Возможно ли представить | себе государство, все граждане которого опьянялись бы гашишем?.. В самом деле, человеку под Ц страхом духовного разложения и интеллектуальной смерти не дозволено изменять основные ус- ш ловия своего существования и нарушать равновесие между своими способностями и той средою, в ш которой ему суждено проявлять себя; словом, не- у! дозволено изменять свое предназначение, подчиняясь вместо этого фатальным силам другого рода. Уподоблю ли я гашиш чародейству, магии, пытающимся с помощью таинственных средств, ложность или действенность которых нельзя доказать

—    достигнуть власти, недоступной человеку или доступной лишь тому, кто признан достойным ее,

—    ни одна философски настроенная душа не отвергнет этого сравнения.

Кто прибегает к яду, чтобы мыслить, вскоре не сможет мыслить без яда. Представляете ли вы себе ужасную судьбу человека, парализованное воображение которого не может более функционировать без помощи гашиша или опиума?»