Телефон: 8 (8452) 711-711
Контакты и график работы
г. Саратов, ул. Белоглинская, д. 22

Наркологическая помощь на дому и в стационаре – круглосуточно

Запись к узким специалистам (психолог, психотерапевт, психиатр) – с 9:00 до 20:00

Непридуманные истории

Жизненные истории

1. Ю. А.

Началось все неожиданно. Жизнь вроде бы текла при- вычно-вялым и благополучным образом, и вдруг беда — нар-комания сына. Не хотелось верить в это, даже когда дозвонилась до матери приятеля, которая без обиняков рассказала, что не раз видела моего сына в ломках около своего подъезда. Мне было страшно поверить в это, хотелось и дальше думать, что он всего лишь пропадает с ребятами на дачах, дискотеках, в молодежных клубах, что у него своя жизнь, и что со сверстниками ему сейчас интереснее, чем дома. Но, когда я посмотрела на сгибы его рук, мне стало ясно, где он на самом деле пропадал уже более трех лет. Сразу навалилось чувство вины. Как же я могла не замечать его закрытости, поздних приходов, пропажи денег, серебряной посуды из дома!

Стала вспоминать, как он вечерами прошмыгивал к себе в комнату, а я не спрашивала, почему он так поздно пришел — не хотела, мол, его беспокоить. То он почти ничего не ел, то всю ночь ходил на кухню, пил воду. В школе учеба шла на два с плюсом, улыбаться парень совсем перестал. Уже в 13 лет он не раз приходил выпивши, его рвало в туалете.

Почему же я не хотела всего этого замечать? Где были мои глаза? Ведь, как оказалось, только через 3 года после начала употребления алкоголя, затем травки и таблеток, а потом и героина, я узнала правду. Сыну было почти 17 лет, когда мы с отцом кинулись спасать его. Пытались по очереди дежурить в квартире, когда сын переламывался, старались говорить с ним, назидали, вразумляли, но как только он через 20 дней пошел в училище, то, конечно, снова начал употреблять — и опять мы не сразу заметили это. Так сильно было мое отрицание проблемы и так хотелось верить, что вот теперь все в порядке, что, пока не встретила сына во дворе в учебное время, я жила несбыточными надеждами, что он больше не употребляет наркотики.

Но ведь проблемы с сыном начались давно. В школе он учился неважно. Дома отец его постоянно шпынял за это. Подзатыльники, пренебрежение, позже — ругань, оскорбления. Отец всячески унижал сына, никогда не говорил с ним по душам, а уж если и начинал говорить без крика, то только в подпитии. Я всегда была на стороне отца — считала, что его авторитет необходимо всячески поддерживать, — и даже когда видела, что он не прав и жесток, молчала при детях. И только наедине все же просила мужа быть сдержаннее в выражениях, считая, впрочем, что он не прав скорее по форме, чем по сути. Никаких проблем в нашей семье я не видела — ни в отношениях детей (в семье была еще дочка) с отцом, ни в моих отношениях с мужем. Мне казалось, что ведь есть отец, который приносит домой зарплату — и достаточно. Даже когда муж пил, а пил он почти постоянно, он не хулиганил, всегда приходил домой ночевать, уверял, что всех нас очень любит, что семья для него — главное. В семье же и по дому я делала все сама, успевая еще и работать, и ходить на собрания в школу, и беседовать с сыном на темы о половых вопросах, и водить дочку в кружки. Я считала, что служба мужа — это настолько важно, что уж все остальное я как-нибудь сама одолею, лишь бы не отрывать мужа от работы.

Но ведь вот, не смогла я все сама осилить, не смогла удержать сына от наркомании. Муж от всего этого был в полной растерянности, он не верил в выздоровление сына. После очередного срыва сына муж ушел из семьи, ушел к любовнице, которая у него, как выяснилось, была уже давно. Для меня это окончательно прояснило картину отношений в нашей семье. Выходит, что я, делая в семье все за мужа, всю жизнь помогала ему пить и изменять мне. А дети не получали отцовского внимания и любви. Видя, что родители говорят одно, а делают другое, они перестали верить нам и тому, что мы пытались им внушить.

И только позже, после того как я, начав работать в «Про-грамме 12 шагов», увидела все неблагополучие своей семьи, я поняла, насколько это неблагополучие способствовало раз-витию наркомании у моего сына, игравшего в семье роль «козла отпущения».

Да, столкнувшись с такой страшной бедой, я стала искать выход и нашла его в группах «Нар-Анон» и «Ал-Анон», которые работают по «Программе 12 шагов». Получилось так, что я пришла в эту программу сразу, минуя ложные пути, не об-ращаясь ни к врачам-наркологам, ни к «народным целителям». Таблетки и лекарства никогда у меня не вызывали доверия, поэтому, когда мне стали предлагать «вылечить» сына с помощью капельниц, очистки организма и лечебных трав, я сразу поняла, что это — не решение проблемы. Всякая же мистика — бабки, снимающие порчу, экстрасенсы из передачи «Третий глаз» и все такое — всегда вызывала у меня только чувство гадливости.

Оглядываясь теперь на прошлое, я понимаю, что уже давно, не осознавая этого, и я, и мой сын стремились найти Бога. В декабре 1997 года, когда сыну исполнилось 17 лет, он крестился. Его крестил священник, который был давним другом нашей семьи. Моментального чуда не произошло и после крещения, сын продолжал употреблять наркотики. Но Бог уже вошел в нашу жизнь, и мы стали получать помощь. Священник рекомендовал нам обратиться в программу реабилитации наркоманов и алкоголиков «Старый Свет», в которую я сразу поверила.

Начав вместе с сыном заниматься в «Старом Свете», я смогла понять, что действительно бессильна контролировать употребление сыном наркотиков, и главное — поняла, что сама в беде, что мне нужно решать собственные проблемы, а не только думать о том, как помочь сыну. Из моих друзей и знакомых с наркоманией никто не сталкивался, поэтому у них просить поддержки я не считала возможным, да и страшновато было рассказывать о том, что происходило у нас в семье. В программе же и в группах самопомощи для родственников наркоманов я увидела людей, которым моя беда была близка и понятна — и я им поверила. Поверила людям, которые уже не заняты тем, чтобы контролировать своих близких и все вокруг себя, а живут наполненной и интересной жизнью с Богом. Поверила людям, которые хотят и могут помочь мне и моему сыну. Благодаря этим людям и я смогла прийти к Богу, в Церковь и в программу выздоровления.

Помню первую лекцию-беседу о. Евгения на тему еван-гельской притчи о блудном сыне. Эта лекция многое пере-вернула в моем представлении о добре и зле.

И в жизни все мои привычные опоры рушились: муж ушел, сын употреблял наркотики, дочка жила своей семьей, имеющей отличные от моих приоритеты и ценности... Ко мне, наконец, пришло понимание и принятие того, что я всю свою жизнь не хотела видеть: что нет и не может быть спасения в опоре на человека, даже если этот человек — муж или сын.

Через несколько месяцев сын снова вернулся к наркотикам, но работа в «Программе 12 Шагов» не прошла даром ни для него, ни для меня. Он вскоре попал в зарубежный реабилитационный центр, пробыв там полгода, приехал, снова сорвался. Мне было очень больно, когда сын вновь, после долгого перерыва, стал употреблять наркотики.

Тогда я приняла очень трудное решение — не пускать его домой, пока он не захочет сам начать выздоравливать. Я по-меняла замок — и осталась одна в большой, пустой квартире. Одиночество мне помогли пережить молитва и друзья из групп Ал-Анон. Я поняла, что мне надо обратиться, наконец, к истинной опоре — к Богу. Тогда одиночество и мучительный страх ушли из моей жизни.

Через два месяца, поразительно быстро, сын попросил о помощи, сам созвонился с центром в Санкт-Петербурге и спустя месяц уже поступил на реабилитацию в этот центр.

После его окончания он приехал в Москву и продолжил лечение в амбулаторной программе еще в течение года, устроился на работу, стал помогать мне по дому. Таким вот образом наша жизнь потихонечку налаживалась. Правда, для этого понадобилось более двух лет работы в группах самопо-мощи, а кроме того, мне самой пришлось пройти реабилита-ционную программу, чтобы начать избавляться от болезненной зависимости от других людей.

Сейчас я живу вместе с сыном, который успешно выздо-равливает от своей зависимости (хотя мне иногда кажется, что это выздоровление могло бы быть и более ровным). С моей первой группы Нар-Анон прошло уже четыре с половиной года. Я теперь занята интересной и полезной работой, сын тоже стал самостоятельным и больше не просит у меня денег на свои нужды, сам зарабатывая их. Если я теперь делаю что- то для сына — готовлю, убираю, сдаю вещи в химчистку, — то уже только когда я могу и хочу ему помочь, а не из страха, что он обидится. У нас с ним нет тайн друг от друга, нет недомолвок, манипуляций, мы все можем обсуждать открыто. Мы стараемся разными способами проявлять свою любовь друг к другу, вечером, желая друг другу доброй ночи, мы обмениваемся поцелуями. Мы сообщаем друг другу об изменениях наших планов, не беспокоим поздними приходами. В нашем доме бывает много друзей и молодежи из среды выздоравливающих наркоманов, на безалкогольных праздниках звучат смех и добрые шутки. Мы учимся жить по новым правилам здоровой семьи — и нам это нравится!

2. К. О.

Я вышла замуж в 23 года. В 24 — родила сына. И до окончания им школы наша семейная жизнь казалась мне вполне благополучной. Сын учился в английской спецшколе, успешно ее закончил. Все каникулы муж проводил вместе с сыном. Они ходили в походы на байдарке, ездили с альпинистами в горы на все лето, увлекались горными лыжами зимой...

Когда сыну исполнилось 10 лет, муж бросил курить. Он 6 лет не курил и совсем не пил спиртного — ради личного примера для сына. Я же всегда любила немного выпить, хотя никаких проблем в этом не видела. А своим долгом жены и мамы считала заботу о доме, об обедах, о чистоте. Идеальная чистота и вкуснейшая еда — вот это здорово! О том, что каждому в семье не хватало другого, чего-то самого главного, я никогда не задумывалась.

Вся эта семейная идиллия стала разваливаться после по-ступления сына в МГУ, в Институт стран Азии и Африки. Я имею в виду — разваливаться уже внешне, видимо и осязаемо. Муж был так горд за сына и говорил: «Я сделал для тебя все, что мог — теперь ты сам иди по жизни. Моя миссия выполнена». Тут-то все и началось: полнейший загул сына, измена мужа, разлад отношений между нами всеми. Я не могла понять, что происходит. Страдала, и потихоньку пила, чтобы уйти от реальности. А мой сын употреблял наркотики. Я тогда этого не видела и не признавалась сама себе, что он — наркоман, хотя из дому пропадали деньги и вещи, хотя я видела кровь на рубашках, хотя сын носил одежду только с длинными рукавами, хотя мой «умненький, развитый» сыночек читал одну и ту же книжку Стругацких целый год, хотя его тошнило во время еды, хотя сама же бегала по подвалам вытаскивать его из плохих компаний. Это продолжалось четыре ужасных, страшных года, пока в одни прекрасный день сын не сказал мне: «Мама, помоги мне, я так больше не могу».

Для нас с мужем это был такой шок, что мы сутки вообще не могли ничего предпринять. Это было в 1995 году. Тогда о наркомании я вообще ничего не знала. Спросить об этом кого-то из знакомых и родственников ни за что бы не решилась. Какой стыд и позор! Поэтому взяли газету «Из рук в руки» и стали звонить — узнавать, где и как это лечат. Потом сели в машину и поехали по Москве в наркологические диспансеры, в какие-то центры, к каким-то частным лекарям. Консультировались, сомневались, плакали, страдали. Уже почти решили положить сына в «Мединар», где тогда лечили какими-то шариками. И просто для успокоения совести заехали еще в один центр. Это был центр «Выздоровление». После консультации там (на ней я впервые услышала о «Программе 12 Шагов») вышли на улицу — решать, как быть. Я помню этот день, как сейчас — светило солнце, мои мужчины смотрели на меня такие неуверенные, растерянные, и просили: «Решай ты». Я сказала, что мы остаемся здесь. С того дня прошло уже больше 6 лет. Мой сын не употребляет наркотики и алкоголь («остается чистым», как говорят в «Анонимных Наркоманах») уже седьмой год. В нашей семье он стал выздоравливать первым.

А после выхода сына из центра со мной случилась беда — я стала пить гораздо сильнее, чем прежде. Казалось, все начало приходит в норму — сын выздоравливает, муж не изменяет, достаток растет, — а мне плохо, одиноко, внутри пустота, жить не хочется. Но, слава Богу, мой выздоравливающий сын помог мне найти выход: я пошла в «Анонимные Алкоголики», потом — в реабилитационную программу, и тоже начала выздоравливать, заново осмысливая свою жизнь и решая собственные проблемы.

3. М. А.

Я родилась в семье алкоголиков. Отец все пропивал, а мама работала в нескольких местах, чтобы прокормить меня и сестру. Потом начала пить и она. Мои бабушка, оба деда и многочисленные родственники с обеих сторон тоже были ал-коголиками. Мы с сестрой много настрадались от пьяных скандалов, драк и были уверены, что уж с нами этого не по-вторится. Но в жизни все произошло иначе. У обеих моих сестер и у меня со временем тоже проявился алкоголизм.

Моя дочь выросла без отца — мы разошлись, когда ей было 2 года, — и с постоянно пьяной, попеременно то орущей, то виноватой и все разрешающей матерью. В воспитании дочери меня бросало из одной крайности в другую, но, в основном, я, не осознавая этого, воспитывала ее так же, как в детстве воспитывали меня. Окрики, ругань, суровость («нельзя говорить хорошее ребенку, а то избалуешь» — это слова и позиция моей мамы). Она росла потерянным, одиноким ребенком. Тогда мне виделось — мечта, а не ребенок. Сидит себе в уголочке, играет тихо, не капризничает, слушается. Очень удобный ребенок. Забот с ней практически не было, вот разве что с учебой не все ладилось. Я еще дважды пыталась устроить свою личную жизнь — выходила замуж и таскала за собой дочь. В родительской семье не принято было что-то обсуждать, выслушивать чье-то мнение — и я поступала со своей дочерью точно также. Особенно ярко в наших отношениях проявлялось неписанное правило: «Делай, как я говорю... — не как я делаю».

После долгих и тяжелых лет пьянства, пройдя все имеющиеся методы медицинского лечения, я попала в «Анонимные Алкоголики». Остановившись, я с ужасом оглянулась на изуродованные жизни дочери и свою собственную, согнулась под тяжестью вины и начала выздоравливать. На одном из семинаров по алкоголизму я узнала, что эта болезнь может передаваться по наследству, и в моей душе поселился страх за дочь, за то, что она может стать алкоголиком.

Мое выздоровление началось с того, что я, перестав пить, ходила на группы и вновь стала устраивать свою личную жизнь с человеком, которого очень давно знала и который тоже выздоравливал в «Программе 12 шагов».

Из занятий с психотерапевтом я вынесла, что надо отде-ляться от дочери, отпускать ее, что она уже взрослая и должна учиться жить самостоятельно. При этом я поняла это отделение буквально — и оставила семнадцатилетнюю девушку одну в квартире, а сама переехала жить к мужу.

Дальше я «отделялась» примерно так: не звонила дочери, не спрашивала как она живет («отпустила»), но при этом регулярно привозила баночки с едой, сигареты, убиралась, оплачивала квартиру и все другое. Короче, жила на два дома: приберу, постираю, приготовлю в одном месте — потом то же самое делаю в другой квартире.

Дочь через какое-то время забросила учебу, о работе тоже не задумывалась, но я с завидным постоянством продолжала обеспечивать ей легкую «самостоятельную» жизнь. Я не могла иначе — ведь в голове у меня все время крутилось: недолюбила, недоласкала, недодала (продолжать эти «недо» можно было до бесконечности). Мой страх за дочь заставил меня начать окольными путями выяснять, часто ли она выпивает и сколько может выпить. То, что я узнала, меня надолго утешило. Дочь не пила совсем — она отказывалась выпить даже на днях рождения родственников, а от глотка шампанского так морщилась, что и у всех остальных вызывала отвращение к напитку. Мыслей, что вместо алкоголя дочь может употреблять что-то другое, я не допускала ни на миг.

Навещая дочку, я постоянно заставала у нее множество молодых людей. Мне совсем не нравился их вид: воспаленные глаза, странноватое поведение. Чтобы этого не видеть и не раздражаться, я нашла «выход» — стала встречаться с дочкой на полпути, чтобы передать еду и сигареты (денег я ей не давала). Когда же я все-таки заходила к ней домой, то часто находила разорванные пополам мелкие купюры, шприцы, черные от копоти ложки и другие подозрительные вещи. Дочь, глядя на меня честными глазами, объясняла, что эти шприцы и ложки (я уже что-то знала о наркотиках и их атрибутах) принадлежат ее друзьям, которые их употребляют, но она сама — ни-ни. И у меня не возникало сомнений в правдивости ее слов. Я ей верила!

Но все-таки что-то меня беспокоило. Я видела, что дочь все реже хочет видеться со мной, постоянно находится или в возбуждении, или в полусонном состоянии; ей уже не нужна еда, и даже то, что я ей привозила, она не съедала. Все чаще находила в доме шприцы. И тут бы забить тревогу! Но нет: «Все в порядке — просто она себя неважно чувствует, у нее гипотония, она ослабленный ребенок, выросший с пьющей матерью...». Да, на чувстве вины можно долго пребывать в иллюзиях.

Так продолжалось целый год. Я выздоравливала, ходила на группы, мне говорили, что у дочери проблемы — я ничего не видела и не слышала. Но вот, наконец, Бог открыл мне глаза. И я осознала, что моя дочь — наркоманка.

В этом было страшно себе признаваться, но, признавшись, я почувствовала облегчение. Ведь я знала, как можно решать эту проблему. Мы с мужем отвели дочь на группу «Анонимных Наркоманов», ей там понравилось, она стала ходить на группы регулярно. Тогда же началось мое выздоровление от созависимости. Однажды я, заплакав, сказала мужу: «Ты знаешь, а я, наверное, даже рада, что моя дочь — наркоманка. Ведь благодаря программе, выздоравливая, она сможет прожить жизнь иначе, чем прожила ее я».

Однако, проходив несколько месяцев в «Анонимные Нар-команы», дочь сорвалась и снова стала употреблять наркотики. Было много переживаний, боли, но, слава Богу, я была в программе, я была не одна. Вскоре я вставила новый замок в дверь своей квартиры, где тогда жила дочь, и сказала ей: «Я не хочу, чтобы моя квартира превращалась в притон. Поэтому или ты будешь выздоравливать, переселившись ко мне, или иди употреблять наркотики, куда хочешь». Она ушла, и какое-то время я ничего о ней не знала.

Все это время я много молилась, прося Господа помочь дочери, если она еще жива. Потом была встреча, слезы радости, лечебный центр в Санкт-Петербурге, амбулаторная реа-билитационная программа в Москве. Дочь снова начала вы-здоравливать. До года ее чистоты и трезвости наши отношения строились по «контракту», где было оговорено все: время ее прихода домой, обязанности «сторон», санкции в случае употребления дочерью наркотиков или невыполнения ка- ких-то других пунктов «договора». Правда, вскоре у нас начались трудности в отношениях из-за того, что дочь не работала, не училась, и вообще не хотела становиться самостоятельной.

Но какое же счастье знать, что все решаемо! А то, что не в состоянии решить сами — можем отдать Богу. Мы старались обсуждать конфликты, находить пути их решения, просить помощи, какое-то время вместе молились. Отношения стали более открытыми и доверительными. Это стало возможным благодаря моему собственному выздоровлению, работе по шагам Программы. Один из важнейших результатов этой работы — то, что Бог избавил меня от грызущего чувства вины за прошлое. Теперь моими действиями руководит не это чувство, а здравомыслие, которое дарует Господь. Я выздоравливаю, и Бог меняет мою жизнь и жизнь моих близких.

Проблемы есть, и их много, но они постепенно решаются. Мне далеко не все нравится в выздоровлении мужа и дочери, но это их жизнь, и они свободны распоряжаться ею по соб-ственному усмотрению, а моя задача нести ответственность за свою жизнь, свое выздоровление.

Господь сотворил чудо с моей семьей: мы с мужем уже много лет остаемся трезвыми, дочь — чистой; пришли в АА и выздоравливают моя сестра со своим мужем. Ну разве в чело-веческих силах было сделать все это? Слава Богу!

4. П. Р.

В детстве я помню себя полным сил, задора, живого и чистого интереса к жизни и людям, отзывающимся на каждое движение мира вокруг себя. Бог одарил меня восприимчивым умом и способностью чувствовать силу музыки и поэзии. Мне так нравилось жить, что каждый вечер, ложась спать, я сожалел о том, что приходится на время выключаться из потока жизни.

В то же время конфликты со сверстниками, неблагополучная атмосфера в семье, множество вопросов, ответов на которые у меня не было — все это не позволяло мне в ту пору чувствовать себя нормально и жить полноценной жизнью.

В 12-летнем возрасте я впервые выпил стакан горького кре-пленого вина. Алкоголь показался мне волшебным напитком, который хотя бы на миг освободил меня и дал выход на-копившемуся напряжению. Как оказалось, это было началом пути на самое дно.

Но где-то глубоко осталась память о волшебном опыте освобождения без всяких усилий. Постепенно и совершенно незаметно для меня этот опыт сделался частью моей реальной жизни, и я стал прибегать к нему уже сознательно. Вспоминается случай из школьной поры. В стране объявили траур — умер Черненко. Занятия в школе на несколько дней отменили. Я с одноклассниками помог какой-то бабуле перетаскать кучу дров и сложить их в поленницу. «Добрая бабушка» торговала спиртным и вместо денег предложила нам банку вина. Помню, я с радостью согласился на это предложение. Ушли с ребятами за город, в холмы и выпили вино. На обратной дороге все разбрелись по одиночке, а на следующее утро я узнал, что мои одноклассники-собутыльники попали в вытрезвитель. Дело дошло до завуча, ребят стали расспрашивать, и во всем обвинили меня. Я в то время числился отличником. На расширенный педсовет собрался весь учительский состав школы, туда вызвали моего отца и приятелей. С ребят взяли обещание больше такого не повторять, а за меня взялись всерьез: заклеймили каким-то педагогическим диагнозом, пригрозили отчислением из школы и, ошеломленного и униженного, отпустили. С того дня я сблизился с алкоголем и начал отдаляться от людей, которые, как мне казалось, предали, унизили, оскорбили меня. Алкоголь же, как настоящий друг, приносил тепло, забвение, защищенность и свободу. Я начал жить двойной жизнью. Прошло время, и моя чувствительность к алкоголю резко повысилась, даже от небольших доз спиртного я отключался. Друзья-собутыльники смеялись надо мной, а я, пытаясь понять, что же со мной происходит, всерьез испугался. В поисках выхода переключился на анашу — в ней не было недо-статка там, где я тогда жил. Но еще через какое-то время уже больше не мог употреблять и ее. От родителей я давно ушел, и жил в курятнике на задворках дома моего товарища (который умер от передозировки летом 2001 года в том же курятнике). Выходить на улицу я боялся, боялся что-то предпринять, боялся жить. У меня началась мания преследования. Потом — множество попыток заменить один наркотик другим или употреблять вместе и сразу все, что удавалось найти, много переездов с места на место, разных городов, множество нелепых, необъяснимых, безумных поступков, больницы, лечебные центры, разрушенные души близких, боль и горе. Но я не отступал в своих поисках чего-то лучшего. Попытался создать семью, но моей единственной любовью оставались наркотики и алкоголь. Ради них я был готов переступить через все и всех: жену, которая ждала ребенка, наши чувства, себя самого. Помню день, когда жена приняла решение уйти. Мы сидели во дворе дома, ожидая приезда ее родителей, и в моей больной голове вдруг бешено застучала мысль о том, что у меня на работе осталась еще доза наркотика. Я молча встал и пошел за ней. Когда я вернулся, жены уже не было, она уехала в другой город. Я какое-то время пожил один, а потом, зная, что у нас должен родиться ребенок, поехал к ней, не забыв прихватить с собой наркотики. Приехал я, когда жена уже рожала. Ребенок умер, прожив всего четыре часа. Когда я узнал об этом, то постарался, чтобы нормальное сознание ко мне не возвращалось: я забивал анашой папиросу, выкуривал и забивал снова. Я не хотел встречаться со своими чувствами, с реальностью происходящего и брать на себя ответственность. Я уже давно не управлял своей жизнью и все, что происходило, принимал с тяжелым вздохом покорности. Через много лет я узнал от подруги жены о том, что после родов она полгода провела в психиатрической клинике. Мой разум тоже не был ясным, и каждая новая доза наркотика вела ко все большему помутнению рассудка. Я познакомился с маком, и это знакомство закончилось полным сумасшествием. Чтобы хоть как-то удержать ускользавшее от меня, измученное болью сознание, я раздевался, выбегал на мороз — тогда была зима, — падал в снег и от холода приходил в себя.

Серым февральским днем я нес своему приятелю дозу наркотика. Путь лежал по пустырю между дымящейся свалкой и кладбищем. Свинцовое зимнее небо темным, тяжелым грузом давило сверху, внизу лежал почерневший от грязи снег. Вокруг летали вороны, заполняя своим карканьем все пространство. Внезапно я ощутил, что я уже на самом дне, я касаюсь его ногами, идти больше некуда. Кладбищенские кресты, вороньи крики, грязный снег, дымящиеся кучи мусора — все это было теперь внутри меня. И — ничего больше, кроме мертвой, звенящей Пустоты. В этой пустоте уже не было прежнего, полного жизни и света маленького мальчика с широко распахнутыми глазами и открытым миру сердцем. Он состарился, так и не успев стать взрослым. И единственное, что оставалось теперь этому старику — умереть.

И я действительно умер — ночью в наркологической боль-нице, куда меня привезли родители, мое сердце остановилось. Меня вернули к жизни лишь благодаря маме, которая в эту ночь не спала и, заметив, что я не дышу, успела позвать дежурного врача. По окончании курса лечения меня «закодировали», но, продержавшись чуть больше года, я вскоре вернулся к прежнему. Потом был реабилитационный центр, благодаря которому я познакомился с «Программой 12 Шагов», и стал выздоравливать уже по-настоящему.

Первое мое открытие в программе — что алкоголизм и наркомания — это болезнь, болезнь смертельная, неизлечимая, коварная. Не порок, не блажь, не слабость воли, как прежде пытались внушить мне окружающие, и не часть «комплекса неудачника», как думал я. Еще одним открытием стало осознание моего бессилия перед этой страшной болезнью и понимание того, во что она превратила мою жизнь. Первый Шаг программы («Мы признали свое бессилие перед болезнью, признали, что наша жизнь стала неуправляемой») всей своей мощью обрушился на меня. Хотя сначала я, по старой привычке, продолжал сопротивляться, не желая принять свое поражение и капитулировать, но через пару недель такого сопротивления внутри меня что-то сломалось — мне казалось, я физически ощутил в груди хруст. Сразу же наступило облегчение, и я с ликованием осознал, что мне больше не нужно сражаться. Я познакомился со вторым и третьим Шагами Программы: «Признали, что только Сила, более могущественная, чем наша собственная, может вернуть нам здравомыслие» и «Приняли решение вверить нашу волю и жизнь Богу, каким мы Его знаем». Эти шаги научили меня обращаться к Богу за помощью, чувствовать Его заботу и полагаться на Него во всем, не забывая при этом, что для своей трезвости мне нужно много делать самому. Я вышел из Центра в никуда. Родители перед отъездом напутствовали словами: «Мы отдали все, что у нас было, чтобы помочь тебе. Больше у нас нет ничего. Теперь выбирайся сам. Пока не станешь человеком — не приезжай». Бог послал мне человека, который привез меня в свою семью. И вот тут для меня начался ад выздоровления: я ничего не умел, а то, чему когда-то учился — давно забыл. Друзья человека, у которого я жил, прозвали меня «Диким». Я убегал от общения, я не мог строить отношения, я не умел выражать свои чувства, направлять свою волю, принимать решения, не умел зарабатывать, брать на себя ответственность, планировать время — я не умел жить. В то время группа «Анонимных Алкоголиков», собиравшаяся раз в неделю, была моим единственным спасением. В эти первые месяцы трезвости я наконец-то встретился с самим собой. Но далеко не на все свои вопросы я мог тогда себе ответить. Казалось, все идет хорошо, но еще через полгода я сорвался и ушел в запой, из которого выбрался только через месяц. Передо мной остро встала проблема ответственности за то, что я сам делаю (или не делаю) для своего выздоровления. Проанализировав причины срыва, я понял, что нарушил множество рекомендаций программы: перестал посещать группы Анонимных Алкоголиков и Анонимных Наркоманов, ввязался в романтические отношения, не работал над Шагами, не обращался за помощью к другим людям, подолгу бывал уставшим, голодным, злым, взвалив на себя непосильную работу. До меня, наконец, дошло, что только я сам отвечаю за свое выздоровление и бессмысленно винить в моем срыве кого-то или что-то. Еще я ясно понял, что если не буду строить отношения в Богом и следовать Его воле, то навсегда останусь жалким наркоманом. На эту тему я даже нарисовал рисунок-напоминание, который целый год висел в комнате, где я жил. Потом был мощный очищающий опыт четвертого и пятого Шагов («Глубоко и бесстрашно оценили себя и свою жизнь с нравственной точки зрения» и «Признали перед Богом, собой и каким-либо другим человеком истинную природу наших заблуждений»), Я в новом свете увидел свою прошлую жизнь, увидел в ней себя — и не смог справиться с увиденным. После этого я больше года занимался самобичеванием и жалел себя. Но, в конце концов, это прошло. Чувства постепенно размораживались, оживало мышление, восстанавливалась память. Ко мне вернулось чувство человеческого достоинства, утраченное где-то на маковых делянках. Я поступил учиться в университет, отношения с родителями наладились. Стали появляться душевный покой и внутреннее равновесие. Выздоровление перестало быть мучительным процессом. Я ощутил его истинный вкус и благоухание подлинной свободы.

Постепенно в моей жизни сбывается все, что обещает «Программа 12 Шагов». Я научился сохранять трезвость и проживать Жизнь, принимая ее такой, какая она есть. Сегодня я помогаю таким же, как я, делюсь своим опытом, стараясь в полной мере реализовывать то, что даровано мне Богом. В моей жизни случается всякое, но того дряхлого старика, обитателя дна, которым я себя чувствовал, больше нет. А есть повзрослевший, возмужавший человек — он помнит все пережитое и то, каким он был совсем недавно, но понимает и то, что теперь он стал другим, а перед собой видит бескрайнюю Долину Божественного Света. В моей душе живет благодарность Богу и людям, которые помогали и помогают мне, поддерживают меня в трудные минуты и разделяют со мной все трудности моего пути, пути моего сердца. Я отчетливо осознаю, что моя болезнь останется со мной до конца жизни. Но это для меня теперь не повод для уныния и жалости к себе, а — напоминание, данный мне Богом уникальный шанс обрести истинную Свободу.